Говоря о коммуникации, мы обычно подразумеваем общение с помощью слов, произнесенных или написанных. Причем словесную коммуникацию мы, обычно, считаем умышленным, намеренным, действием.
Вряд ли вы ни с того ни с сего вдруг начнете сыпать словами – просто так, без всякого умысла и намерения (по крайней мере, на трезвую голову). Но, как мы видим, и наше тело – его поза, характер движений, выражение глаз – передает окружающим заслуживающую внимания и правдивую информацию.
И мы не всегда полностью контролируем этот процесс. На эту особенность нашего тела обратил внимание еще Чарлз Дарвин.
Его книга «Выражение эмоций у человека и животных», написанная через 13 лет после выхода в свет «Происхождения видов путем естественного отбора, или Сохранения благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь».
Она не так знаменита, как «Происхождение видов…» или «Происхождение человека и половой отбор», тем не менее она фундаментальна для понимания того, как развивался язык телодвижений у людей и животных.
Дарвин сформулировал три принципа.
Первые два: принцип полезных ассоциированных привычек и принцип антитезиса.
Согласно первому принципу, некоторые действия могут воспроизводиться нами по привычке или по ассоциации при сходном возбуждении. Переживая сильную эмоцию, мы непроизвольно принимаем позу или совершаем движения, которые или способствуют эмоциональной разрядке, или помогают нам подготовить себя к совершению определенных действий.
Именно полезная ассоциированная привычка стимулирует нас принять в случае конфликта стойку А, демонстрирующую решительность.
Если уж вам нужно кого-то пнуть или ударить, вам придется привести себя в боевую готовность: расправить и опустить плечи, оттопырить локти, выставить кулаки. По крайней мере до начала потасовки вы непроизвольно постараетесь выглядеть большим и доминантным настолько, насколько позволяют ваши физические возможности.
Ваш взгляд устремится на противника, чтобы вовремя среагировать на возможный выпад с его стороны и чтобы донести до его сознания ваш посыл: «Я не шучу».
Стойка Б несет прямо противоположный заряд.
Сгорбленное, неустойчивое тело, предплечья прижаты к телу, кулаки спрятаны. Эта стойка невыигрышна и для того, чтобы затеять драку, и для того, чтобы защититься от удара.
К тому уже визуально она делает вас меньше, а значит, и не столь грозным.
Наши далекие предки, подсознательно принимавшие стойку А, по-видимому, не только лучше себя защищали, но, будучи более агрессивными, активнее распространяли свои гены.
Это только добавляет аргументации в пользу стойки А, как выражающей уверенность. Те, кто принимал стойку Б, не собирались драться.
А значит, проигрывали? Безумноглазый в колыбели Малькольм Гладвелл в книге «Взгляд: дар думать, не думая» – ее должен прочесть каждый, интересующийся темой языка телодвижений, – называет нашу интуитивную способность проникать в эмоциональные состояния других людей mind reading, чтением мыслей.
По мнению Гладвелла, способность судить о мыслях и намерениях другого, считывая его эмоции, – врожденное свойство человека, помогающее ему ориентироваться в обществе.
Когда нам говорят: «Я тебя люблю», – нам непременно нужно видеть его или ее глаза, чтобы оценить искренность произнесенного… «Каждая минута бодрствования, проведенная в присутствии другого человека, – пишет Гладвелл, – означает неизбежное взаимодействие с потоком суждений о том, что этот человек думает и чувствует, и предсказаний его мыслей и ощущений.
Когда кто-то нам говорит: «Я тебя люблю», – нам непременно нужно видеть его или ее глаза, чтобы оценить искренность произнесенного… Если вы подойдете к играющему на полу ребенку и сделаете что-нибудь неожиданное – например, накроете его ручки своими руками, – его первой реакцией будет заглянуть вам в глаза.
Почему? Потому что ваш поступок требует разъяснений, и ребенок знает: ответ ему даст ваше лицо».
Пример, приведенный Гладвеллом, освобождает нас от необходимости блуждать в дебрях эволюции, чтобы оценить важность считывания «немых» эмоциональных состояний.
Когда вы и я были младенцами, мы обладали способностью выражать все самое для нас существенное исключительно взглядами и междометиями, и мамы нас понимали. Наши глаза говорили мамам: «Хочу есть!
», «Болит горло!
», «Я тебя люблю!» – и все это мы умели выразить задолго до того, как узнали первые слова.
Задолго даже до того, как поняли, что такое молоко, горло, любовь.
И Экман, и де Вааль в разговоре со мной подчеркивали важность коммуникации матери и ребенка для эволюции языка телодвижений.
ЭКМАН: Есть по крайней мере одно убедительное объяснение, почему мы умеем понимать выражение лица друг друга: матерям не удалось бы справиться со своими детьми, привязаться к ним, даже просто выдержать длинный период их младенчества, если бы не всякие там «агу» и «ай-ду-ду». Мать без всяких слов понимает, когда ее ребенок расстроен, когда ему больно…
Быстрота помощи, само выживание зависят от того, способны ли вы показать, что нуждаетесь в пище и в помощи.
Вот так и появляется язык телодвижений. ДЕ ВААЛЬ: Без всякого сомнения, ребенок учится языку телодвижений, общаясь с матерью.
Мы млекопитающие, а детеныши млекопитающих зависимы от матерей и должны как-то информировать их о своих нуждах.
Быстрота помощи, само выживание в значительной степени зависят от того, способны ли вы продемонстрировать, что нуждаетесь в пище и в помощи. Вот так и появляется язык телодвижений.
